Неточные совпадения
Наткнувшись на какую-нибудь неправильность, Угрюм-Бурчеев на
минуту вперял в нее недоумевающий взор, но тотчас же выходил из оцепенения и
молча делал жест вперед, как бы проектируя прямую линию.
Когда затихшего наконец ребенка опустили в глубокую кроватку и няня, поправив подушку, отошла от него, Алексей Александрович встал и, с трудом ступая на цыпочки, подошел к ребенку. С
минуту он
молчал и с тем же унылым лицом смотрел на ребенка; но вдруг улыбка, двинув его волоса и кожу на лбу, выступила ему на лицо, и он так же тихо вышел из комнаты.
Он выбрал
минуту, когда учитель
молча смотрел в книгу.
Молча повиновались ему: в эту
минуту он приобрел над нами какую-то таинственную власть.
Минуты две они
молчали,
Но к ней Онегин подошел
И молвил: «Вы ко мне писали,
Не отпирайтесь. Я прочел
Души доверчивой признанья,
Любви невинной излиянья;
Мне ваша искренность мила;
Она в волненье привела
Давно умолкнувшие чувства;
Но вас хвалить я не хочу;
Я за нее вам отплачу
Признаньем также без искусства;
Примите исповедь мою:
Себя на суд вам отдаю.
— Так ты меня очень любишь? — Она
молчит с
минуту, потом говорит: — Смотри, всегда люби меня, никогда не забывай. Если не будет твоей мамаши, ты не забудешь ее? не забудешь, Николенька?
Он кинул на счеты три тысячи и с
минуту молчал, посматривая то на счеты, то в глаза папа, с таким выражением: «Вы сами видите, как это мало! Да и на сене опять-таки проторгуем, коли его теперь продавать, вы сами изволите знать…»
Соня даже с удивлением смотрела на внезапно просветлевшее лицо его; он несколько мгновений
молча и пристально в нее вглядывался, весь рассказ о ней покойника отца ее пронесся в эту
минуту вдруг в его памяти…
Тут смех опять превратился в нестерпимый кашель, продолжавшийся пять
минут. На платке осталось несколько крови, на лбу выступили капли пота. Она
молча показала кровь Раскольникову и, едва отдыхнувшись, тотчас же зашептала ему опять с чрезвычайным одушевлением и с красными пятнами на щеках...
В коридоре было темно; они стояли возле лампы. С
минуту они смотрели друг на друга
молча. Разумихин всю жизнь помнил эту
минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.
Он слабо махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и сестре, взял их обеих за руки и
минуты две
молча всматривался то в ту, то в другую. Мать испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Прошло
минут пять. Он все ходил взад и вперед,
молча и не взглядывая на нее. Наконец, подошел к ней, глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи и прямо посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел, как совсем сумасшедший.
«Конечно, — пробормотал он про себя через
минуту, с каким-то чувством самоунижения, — конечно, всех этих пакостей не закрасить и не загладить теперь никогда… а стало быть, и думать об этом нечего, а потому явиться
молча и… исполнить свои обязанности… тоже
молча, и… и не просить извинения, и ничего не говорить, и… и уж, конечно, теперь все погибло!»
Раскольников
молчал, хотя ни на
минуту не отрывал от него своего встревоженного взгляда, и теперь упорно продолжал глядеть на него.
Просидела десять
минут, мы над нею стояли,
молча.
Они оба замолчали, и молчание длилось даже до странности долго,
минут с десять. Раскольников облокотился на стол и
молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.
Раскольников
молчал и пристально, твердо смотрел на Порфирия. Разумихин мрачно нахмурился. Ему уж и прежде стало как будто что-то казаться. Он гневно посмотрел кругом. Прошла
минута мрачного молчания. Раскольников повернулся уходить.
— Молчи-и-и! Не надо!.. Знаю, что хочешь сказать!.. — И больной умолк; но в ту же
минуту блуждающий взгляд его упал на дверь, и он увидал Соню…
Через несколько
минут она воротилась, обливаясь
молча тихими слезами.
Но ни тому, ни другому не спалось. Какое-то почти враждебное чувство охватывало сердца обоих молодых людей.
Минут пять спустя они открыли глаза и переглянулись
молча.
Минуты две
молчали, потом Дронов сказал...
Самгин начал рассказывать о беженцах-евреях и, полагаясь на свое не очень богатое воображение, об условиях их жизни в холодных дачах, с детями, стариками, без хлеба. Вспомнил старика с красными глазами, дряхлого старика, который
молча пытался и не мог поднять бессильную руку свою. Он тотчас же заметил, что его перестают слушать, это принудило его повысить тон речи, но через минуту-две человек с волосами дьякона, гулко крякнув, заявил...
Затем произошло нечто, чего, за несколько
минут пред этим, Самгин не думал и чего не желал. Полежав некоторое время
молча, с закрытыми глазами, женщина вздохнула и проговорила вполголоса, чуть-чуть приоткрыв глаза...
Минуту, две оба
молчали. Потом Лидия тихо напомнила...
Дронов
минут пять слушал
молча, потирая лоб и ежовые иглы на голове, потом вскочил...
— Ах, оставь, — сердито откликнулся Самгин.
Минуту, две оба
молчали, неподвижно сидя друг против друга. Самгин курил, глядя в окно, там блестело шелковое небо, луна освещала беломраморные крыши, — очень знакомая картина.
Самгин с
минуту стоял
молча, собираясь сказать что-нибудь оригинальное, но не успел, — заговорила Алина, сочный низкий голос ее звучал глухо, невыразительно, прерывался.
Порою она, вдруг впадая в полуобморочное состояние, неподвижно и
молча лежала
минуту, две, пять.
Толпа, отхлынув от собора, попятилась к решетке сада, и несколько
минут Самгин не мог видеть ничего, кроме затылков, но вскоре люди, обнажая головы, начали двигаться вдоль решетки,
молча тиская друг друга, и пред Самгиным поплыли разнообразные, но одинаково серьезно настроенные профили.
— Лечат? Кого? — заговорил он громко, как в столовой дяди Хрисанфа, и уже в две-три
минуты его окружило человек шесть темных людей. Они стояли
молча и механически однообразно повертывали головы то туда, где огненные вихри заставляли трактиры подпрыгивать и падать, появляться и исчезать, то глядя в рот Маракуева.
На улице
минуты две-три шли
молча; Самгин ожидал еще какой-нибудь выходки Тагильского и не ошибся...
Несколько
минут шли
молча, поскрипывая снегом.
Минуту все трое
молчали, потом Турчанинов встал, отошел в угол к дивану и оттуда сказал...
Минут пять
молча пили чай. Клим прислушивался к шарканью и топоту на улице, к веселым и тревожным голосам. Вдруг точно подул неощутимый, однако сильный ветер и унес весь шум улицы, оставив только тяжелый грохот телеги, звон бубенчиков. Макаров встал, подошел к окну и оттуда сказал громко...
Клим замолчал. Девицы тоже
молчали; окутавшись шалью, они плотно прижались друг ко другу. Через несколько
минут Алина предложила...
Клим Самгин несколько раз смотрел на звонаря и вдруг заметил, что звонарь похож на Дьякона. С этой
минуты он стал думать, что звонарь совершил какое-то преступление и вот —
молча кается. Климу захотелось видеть Дьякона на месте звонаря.
Минуту, две
молчали, не глядя друг на друга. Клим нашел, что дальше
молчать уже неловко, и ему хотелось, чтоб Нехаева говорила еще. Он спросил...
Она опустилась в кресло и с
минуту молчала, разглядывая Самгина с неопределенной улыбкой на губах, а темные глаза ее не улыбались. Потом снова начала чадить словами, точно головня горьким дымом.
Прошло еще
минут пять, прежде чем явились санитары с носилками, вынесли ее, она уже
молчала, и на потемневшем лице ее тускло светились неприятно зеленые, как бы злые глаза.
Варвара
молча кивала головой, попросив чаю, ушла к себе, а через несколько
минут явилась в черном платье, причесанная, с лицом хотя и печальным, но успокоенным.
Минуты две четверо в комнате
молчали, прислушиваясь к спору на террасе, пятый, Макаров, бесстыдно спал в углу, на низенькой тахте. Лидия и Алина сидели рядом, плечо к плечу, Лидия наклонила голову, лица ее не было видно, подруга что-то шептала ей в ухо. Варавка, прикрыв глаза, курил сигару.
У Самгина Тагильский закурил папиросу, прислонился к белым изразцам печки и несколько
минут стоял
молча, слушая, как хозяин заказывает горничной закуску к обеду, вино.
— Потом, надев просторный сюртук или куртку какую-нибудь, обняв жену за талью, углубиться с ней в бесконечную, темную аллею; идти тихо, задумчиво,
молча или думать вслух, мечтать, считать
минуты счастья, как биение пульса; слушать, как сердце бьется и замирает; искать в природе сочувствия… и незаметно выйти к речке, к полю… Река чуть плещет; колосья волнуются от ветерка, жара… сесть в лодку, жена правит, едва поднимает весло…
Они
молчали несколько
минут. Он, очевидно, собирался с мыслями. Ольга боязливо вглядывалась в его похудевшее лицо, в нахмуренные брови, в сжатые губы с выражением решительности.
Другие гости заходили нечасто, на
минуту, как первые три гостя; с ними со всеми все более и более порывались живые связи. Обломов иногда интересовался какой-нибудь новостью, пятиминутным разговором, потом, удовлетворенный этим,
молчал. Им надо было платить взаимностью, принимать участие в том, что их интересовало. Они купались в людской толпе; всякий понимал жизнь по-своему, как не хотел понимать ее Обломов, а они путали в нее и его: все это не нравилось ему, отталкивало его, было ему не по душе.
Оба
молчали. Она пока украдкой взглядывала на него и замечала перемены, какие произошли в нем в эти две-три недели: как осанка у него стала не так горда и бодра, как тускло смотрит он в иные
минуты, как стали медленны его движения. И похудел он, и побледнел.
—
Молчи,
молчи, Вера, я давно не видал твоей красоты, как будто ослеп на время! Сию
минуту ты вошла, лучи ее ударили меня по нервам, художник проснулся! Не бойся этих восторгов. Скорей, скорей, дай мне этой красоты, пока не прошла
минута… У меня нет твоего портрета…
Вера наконец, почти незаметно для нее самой, поверила искренности его односторонних и поверхностных увлечений и от недоверия перешла к изумлению, участию. У ней даже бывали
минуты, впрочем редкие, когда она колебалась в непогрешимости своих, собранных
молча, про себя наблюдений над жизнью, над людьми, правил, которыми руководствовалось большинство.
Оба
молчали, каждый про себя переживая
минуту ужаса, она — думая о бабушке, он — о них обеих.
Несколько
минут они
молчали.